Так бывает в жизни: переступив порог ресторана, оглушенный гамом невнятных возгласов, мельтешением огней и клубами табачного дыма,- нескоро разберешься, что к чему. Так бывает в театре, в первый миг после поднятия занавеса. Так бывает, когда в фантазии всплывает нечто еще не оформившееся, еще смутное, неуловимое. Неразделима триада - жизнь, театр, фантазия. И бессмысленно потому вновь вопрошать- что это? Спектакль, сочиненный художником (поверху холста - волнистые линии, наподобие поднятого присборенного занавеса), или реальность, трансформированная воображением?
Обманна завеса из нестерпимо яркой, до ряби в глазах, цветовой мозаики. Это - чистилище. Всякого, сюда входящего, не рай за ним ждет, но ад кромешный.
В сверхуплотненном пространстве сквозь свистопляску зигзагов мелькают то и дело прерывающиеся силуэты каких-то человекоподобных существ, всплески конвульсивных движений, заломленные руки, поникшие спины, расплывшиеся пятна лиц. Почти не видишь - скорее угадываешь - захмелевшую девицу, в изнеможении припавшую головой к бутылке, демоническую даму, в оцепенении распростершуюся на столе, кавалеров, падающих со стульев, кого-то, кто в экстазе ползает по полу в звериной шкуре маскарадного одеяния. Это сборище нежитей, выхваченных из тьмы вспышкой магния и тут же, мгновенно, растворившихся в вихре мазков. Где-то к середине двадцатых годов на страницы ряда книг, на строки стихов и на полотна живописцев легла печать горечи и тревоги. Многие - и молодые, и немолодые - болезненно переживали резкий скачок от грозовых разрядов революционной бури к будням нэповских лет.
<<< Балагурство и чудачество Щукина
<<<Оглавление>>>