Вот он перед нами, знаменитый «Кочегар» Николая Александровича Ярошенко! Подойдем к нему поближе. О чем говорит нам, людям свободного и радостного труда, суровый облик этого пролетария? Вглядимся повнимательнее в картину, которая первой ввела в наше искусство образ русского рабочего таким, каким он начинал складываться на самой заре русского революционного движения.
...Полутемное здание котельни. Нестерпимым жаром веет от невидимой зрителю печи. Отсветы пламени резко и в то же время неровно освещают темное, мрачное пространство, выявляя в нем тяжелую коренастую фигуру кочегара на фоне массивной шероховатой подвальной стены.
Что-то заставило кочегара оторваться от работы. Устало прислонившись к массивной решетке, ограждающей топку, он устремил пристальный и как бы вопрошающий взгляд в сторону зрителя, то ли обращаясь к нему с немым вопросом, то ли поверяя свои сокровенные мысли. Привычно сгорбившись и машинально переложив кочергу из правой в левую руку, он в эти случайные минуты отдыха отдался своим тяжким думам. Вряд ли чувствует он сейчас жаркое дыхание пламени, веющее на него из открытой топки.
Колеблющиеся отсветы придают особенную живость всей фигуре рабочего, мерцающий блеск его взгляду. Своеобразны темноватый колорит, полный напряженного горения, и сама манера письма широкими рельефными грубоватыми мазками.
«Я вглядываюсь в картину, — писал в своей обстоятельной рецензии современник художника А. Прахов. — Нельзя ли подо что-либо подкопаться— не солгал ли где-нибудь художник? Нет, все до мелочи смотрит на вас суровой правдой действительной жизни».
Глубокий след оставляет в памяти этот выразительный образ... Простое широкое лицо, изборожденный морщинами лоб, густые всклокоченные волосы... Из-под мохнатых, горестно приподнятых бровей смотрят маленькие пытливые глаза, и их острый взгляд незабываем. Не ненависть, не протест человека, готового вступить в непримиримую борьбу со своими поработителями читаем мы в этом взгляде; черты эти придут в русское искусство несколько позднее. Взгляд кочегара полон какого-то немого укора. Глядя на его, словно выхваченную из жизни, фигуру, невольно задумываешься над тем, отчего так тяжела и безрадостна жизнь этого человека, почему его исковерканные, натруженные руки не знают покоя и отдыха.
Именно так воспринимался образ кочегара и многими современниками художника. «У меня не было долгов, — писал тот же А. Прахов, потрясенный картиной Ярошенко,— а тут мне кажется, как будто я кому-то задолжал и не в состоянии возвратить моего долга. «Ба, да это «Кочегар» — вот кто твой кредитор, вот у кого ты в неоплатном долгу: всем своим общественным преимуществом ты пользуешься в долг».
Картина Ярошенко произвела неизгладимое впечатление на известного русского писателя В. Гаршина. Можно предполагать, что рассказ «Художники», опубликованный Гаршиным в 1879 году, был навеян дружбой с Ярошенко и впечатлением от его «Кочегара». Но при всей родственности образов кочегара и Глухаря, которого в рассказе Гаршина создала кисть художника Рябинина, различие между ними весьма значительно.
«Вот он сидит передо мною в темном углу котла, скорчившийся в три погибели, одетый в лохмотья, задыхающийся от усталости человек. Его совсем не было бы видно, если бы не свет, проходящий сквозь круглые дыры, просверленные для заклепок. Кружки этого света пестрят его одежду и лицо, светятся золотыми пятнами на его лохмотьях, на всклокоченной и закопченной бороде и волосах, на багрово-красном лице, по которому струится пот, смешанный с грязью, на жилистых надорванных руках и на измученной широкой и впалой груди.. .»
Таков образ Глухаря у Гаршина. Писатель запечатлел в этом образе прежде всего предельное физическое измождение. Как и Прахов, он чувствовал себя в неоплатном долгу перед людьми тяжкого подневольного труда. Своим талантливым рассказом Гаршин вскрывал язвы капиталистического мира, но обличение у него было пассивным. Во взволнованном повествовании Гаршина ощущалось мучительное сознание неизбежности дальнейшего развития России по капиталистическому пути, которого так боялись многие народнически настроенные представители русской интеллигенции. Глухарь Гаршина — жертва капитализма, у него нет сил бороться за свое освобождение.
Иное у Ярошенко. Его кочегар не сломлен изнурительным трудом. В его приземистой фигуре, кажущейся особенно грузной благодаря бесформенным грубым сапогам и плотному, тяжелому фартуку, в его широкой спине» в его плечах и заскорузлых узловатых руках со вздувшимися от постоянного напряжения венами чувствуется затаенная угрюмая стихийная сила.. Огромная тень, падающая от всей его фигуры на стену, придает особую, монументальную значительность и обобщенность этому образу. «Кочегар» Ярошенко — впервые в русском искусстве — являет собою новую могучую» общественную силу, растущую в недрах капиталистического общества. Когда всматриваешься в картину, крепнет уверенность в том, что недалеко» то время, когда пробудившееся классовое сознание рабочего направит его энергию на борьбу с угнетателями, позволит самому кочегару ответить, на тот затаенный вопрос, который так явственно читается в его взгляде. И словно желая еще больше убедить в этом зрителя, художник делает самой освещенной частью холста тяжелые руки кочегара — наглядное воплощение его грозной мощи.
По месту, которое Ярошенко предоставляет человеческой фигуре, по конкретности психологической характеристики этот холст можно было 6ы назвать портретом. С первого взгляда он, пожалуй, таким и воспринимается. Однако, всматриваясь в него все внимательнее, замечаешь скрытый в этом произведении сюжет, хотя действия здесь, собственно, и нет. Мы разгадываем сюжет не только по предметам обстановки — они здесь, очень немногочисленны. Он открывается нам главным образом в широком и глубоком социальном обобщении, являющемся основой созданного художником образа. В этом отношении картина Ярошенко напоминает репинского «Протодьякона», появившегося одновременно с «Кочегаром» на VI передвижной выставке в 1878 году. Так же как портрет Репина перерастает рамки единичного образа, являясь по выражению самого Репина, «экстрактом... дьяконов», так и в картине Ярошенко изображение кочегара вырастает в обобщенный образ русского пролетария эпохи развивающегося капитализма.
Русское искусство и до Ярошенко знало немало изображений рабочего люда. Еще в 1830-х годах ученики Венецианова Л. Плахов и И. Щедровский затрагивали в своих произведениях отдельные стороны быта русских мастеровых. Однако это были лишь единичные и робкие подступы к раскрытию темы. После реформы 1861 года, когда Россия вступила в период бурного капиталистического развития, изображения рабочих начинают все чаще встречаться в русском искусстве. Но поначалу художники, как правило, связывали образ рабочего с крестьянской темой, центральной в искусстве передвижников. Такова, например, работа И. Н. Крамского «Деревенская кузница». В интересной, социально глубокой картине К. А. Савицкого «Ремонтные работы на железной дороге» изображены опять-таки недавние крестьяне, не приобретшие еще профессионального облика городского пролетария. Ярошенко первым среди русских живописцев запечатлел жизненно правдивый типический образ русского индустриального рабочего семидесятых годов XIX века. Историческое значение его картины поэтому поистине огромно.
«Кочегар» появился на передвижной выставке вместе с другой, не менее значительной картиной Ярошенко «Заключенный». Работа над обоими холстами велась, по-видимому, одновременно. Вполне вероятно, что Ярошенко, будучи передовым художником-демократом, сознавал глубокую взаимосвязь между скованным узами капиталистического рабства рабочим и томящимся в заключении революционером, борцом за освобождение рабочего класса. Художник еще не слил оба эти образа воедино, в один образ рабочего-революционера, но несомненно, что его «Кочегар» уже несет в себе начало этого исторически закономерного слияния, подтвержденного всем последующим развитием русского революционного движения.

---

<<< Василий Дмитриевич Поленов (1844—1927) <<<
>>> Василий Васильевич Верещагин (1842—1904) >>>